Наталья О`Шей - Ангелофрения
Единственная свеча теплилась на столе с недоеденным ужином. В окна продолжала литься потусторонняя краснота, но с каждым мгновением она теряла яркость, неуклонно сливаясь с чернотой ночи. Манежная была темна; фонари, работавшие на электрике, торчали оплавленные и мертвые. На улице шумели люди: полицейские раздавали приказы, силясь управлять взбудораженной толпой; безутешно рыдала мать, оплакивая ребенка, молодой мужчина неустанно выкрикивал имя любимой, несколько человек наперебой звали врача.
Адам поднял заплаканное лицо.
– Магдалина, там людей ели. Прямо на площади. Мы с братом это видели.
– Я знаю, – Магдалина ощутила дурноту. – Их больше нет, боятся нечего.
– Кто это был, Магдалина? – подал голос Каин. – Мне помнится, я уже видел такие крылья. Да, дома…
– Когда мы поедем домой? – подхватил Адам. – Давай поедем домой…
– А если они появятся еще раз? – снова спросил Каин. – И тебя опять не будет? Что нам делать тогда?
– Они ведь помнят! – поддержал брата Адам. – Мертвецы так и сказали – «мы запомнили»! Они обязательно вернутся за нами!
Магдалина ничего не ответила. Отошла от младших Эльвенов, сбросила салоп на пол, попыталась очистить платье от грязи. Поймала себя на том, что движения выходят неловкими и заторможенными, словно она была пьяна.
Ладони саднили. Магдалина попыталась снять перчатки, но те словно прикипели к коже.
Делать было нечего: в чемодане отыскался складной нож, остро отточенное лезвие вспороло тонкую шерсть. Магдалина, морщась, принялась сдирать лоскуты.
– Тебе больно? – участливо поинтересовался Адам.
Магдалина прикусила губу, едва бросив взгляд на ладони: они были красны, и на каждой отблескивали синим непонятные символы. На левой руке – неровная спираль, на правой – нечто вроде хвоста скорпиона. Наверняка эти символы отпечатались, когда она вытягивала «особую энергию» из артефактов Мохана.
Магдалина потерла ладони об платье. Посмотрела на них снова. Символы были на месте, искрились остаточной «особой энергией».
Теперь еще и заклейменная. Час от часу не легче. Быть может, со временем символы исчезнут… А сейчас понадобятся новые перчатки. Ох, Небо! Ведь перчатки придется носить постоянно!
– Может, позвать врача? – с сомнением предложил Каин.
– Ты слышишь? – Магдалина указала на окно: на Манежной не стихали крики. – Понимаешь, что там творится?
– Ладно-ладно, – насупился Каин. – Хотел как лучше.
Адам подошел к Магдалине, протянул ей свой шарф.
– Возьми, его связала мама. Горлышко перестанет болеть, вот увидишь.
– Нет, Адам, – Магдалина покачала головой. – Тебе он нужнее. Наденешь, на улице мороз.
– Куда мы пойдем, Магдалина? – Каин насупил брови, точь-в-точь как делал его отец.
– Не знаю, братцы, – с горечью призналась Магдалина. – Наверное, в воздушный порт, в Шереметьево.
– Зачем? – продолжал хмуриться Каин. – Куда ты хочешь нас увезти?
– Да не знаю! Ну что ты заладил! – Магдалина поморщилась и положила ладонь на горло. Договаривать пришлось шепотом: – Думаю, на север. В Петербург, надо полагать.
– В Петербург! – выдохнули в один голос братья.
– Поедем домой, Магдалина! – всхлипывая, попросил Адам. – Там тепло, и мама ждет…
Салоп был безнадежно испачкан. Магдалина с сожалением повертела его в руках, затем положила на пол. Открыла чемодан – они полностью не разбирали вещи, потому что привыкли жить в дороге, – выудила старую шаль. Набросила на плечи, подошла к зеркалу. Именно в этой шали она ходила по улочкам Петербурга, когда жила с отцом. В Мемфисе вещица за ненадобностью томилась в комоде, где ее точила прожорливая арабская моль.
– А если мы не хотим в Петербург? – голос Каина гневно задрожал, а на глазах вновь выступили слезы. – Папа наказал тебе заботиться о нас, а не скитаться из города в город!
– Зачем нам в Петербург? – жалобно спросил Адам.
– Зачем сейчас? В ночь? – вскричал Каин. – Ты слышишь? Слышишь? – маленький негодяй передразнил кузину. – Ты понимаешь, что там творится?
– Мы устали, Магдалина, – Адам присел на край кровати. – Нам пора спать… сколько сейчас часов?
– Я видела… – Магдалина запнулась, проглотила болезненный ком. – Я видела «Тион». Тяжелый дирижабль Южной гильдии. Капитан Ронсевальский… Роланд Ронсевальский, – она почти с мольбой вглядывалась в лица мальчишек, – вы наверняка его помните… «Тион» улетел на север, мы должны последовать за ним.
Каин утер рукавом слезы, шмыгнул носом и сказал твердо:
– Мы не хотим гоняться за твоим женихом по всей России. Мы хотим домой.
Магдалина обхватила руками плечи, подошла к окну. Толпа постепенно редела, свет масляных ламп и факелов выхватывал сутулые силуэты. Все были испуганы и подавлены, каждый ощущал себя не в своей тарелке и время от времени поглядывал на небо: не падет ли с зенита крылатая тень. Казалось бы, жители большого города, где телеграф, электрика и пневмопочта, где дома до неба, где под землей прокладывают железную дорогу… А потом что-то происходит, что-то стремительное и ужасное, и все в одночасье превращаются в пещерных людей – испуганных, крикливых и бестолковых.
– Я попрошу портье найти нам извозчика, – сказала она, глядя на площадь. – Люди расходятся, нам же нельзя терять времени.
– Ты сошла с ума, – холодно произнес Каин.
– Может быть, – не стала отрицать Магдалина. – Простите.
– Ты нас погубишь.
– Простите…
Извозчик, видом похожий на студента, выбравшегося на приработки, едва прослышал, что ехать предстоит в Шереметьево, потребовал такую сумму, причем вперед, что Магдалина оторопела.
– Ты ведь не на дирижабле нас повезешь! – возмутилась она, глядя на фаэтон, борта которого были испачканы жирной сажей.
– Всем нужно в воздушный порт, и вам нужно в воздушный порт, – резонно заметил извозчик. – Всем не сидится ночью дома, и вам не сидится.
В воздухе стоял тяжелый запах гари. Пожары больше не полыхали – по крайней мере, с Манежной их свет был не виден, – но трезвон колоколов не прекращался. Неподалеку гремели ружейные выстрелы, и, точно перекликаясь с ними, бесперечь квакали клаксоны паромобилей.
– Идти своим ходом – дороже выйдет, – извозчик принялся осматривать сбрую лошади. – Запах крови будоражит людей и нелюдей. Все равно что воду баламутить. Вся муть и грязь – на улицах. А у вас дети и два чемодана. Последнее слово я сказал, решать вам. Да – значит да. Нет – значит я по центру покручусь: и выгоднее, и безопаснее.
Магдалина оглянулась, посмотрела на швейцара, застывшего у входа в гостиницу. Тот с отрешенным видом глядел перед собой. Никто не озаботится, чтобы найти более сговорчивого ямщика.
